Статистика или «игра в цифирьки»?

09.06.2018 19:14:00 

Не вызывает сомнений, что при освещении и анализе ситуации в области охраны окружающей среды и рационального природопользования в нашей стране на всех уровнях государственного управления и в СМИ, претендующих на объективность информации, необходимо опираться на четко выверенные статистические данные, также как и на методологически внятные и обоснованные показатели. Систематическое несоблюдение данного требования неизбежно ведет не только к невозможности сколько-нибудь надежного анализа сложившейся ситуации и оценки перспектив природоохранной политики, но и к утере доверия к вышеуказанным источникам информации, публикациям и заявлениям, а, следовательно, к падению авторитета сделавших их организаций и персоналий.

К сожалению, в последнее время ситуация с квалифицированным использованием статданных, отражающих состояние окружающей среды, ее загрязнение и деградацию, а также осуществление природоохранных мероприятий, характеризуется значительными недостатками. Необходимо подчеркнуть, что речь идет отнюдь не о расхождениях между цифрами, собираемыми и публикуемыми различными ведомствами на основе разной методологии счета, не о различиях в организации тех или иных статнаблюдений, не о несовпадении итоговых группировок и аналитических выводов. Во-первых, указанные разногласия и нестыковки практически неизбежны и имеют место практически в любой стране. Их выявление, выяснение причин возникновения, проведение работы по устранению и/или более четкому согласованию во многом составляет суть рутинной и повседневной работы как статистиков-теоретиков, так и управленцев-практиков. Во-вторых, также не является чем-то недопустимым разновекторность исследований, которые могут проводить разные эксперты, по-разному анализирующие и формулирующие выводы на основе одних и тех же массивов статданных.

Все обстоит гораздо тривиальнее. Причинами многих ошибок являются или непонятная спешка и очевидная невнимательность при подготовке материалов, или не всегда профессиональный подход к подбору конкретных сведений, или слабое понимание (если не полное непонимание) внутренней сути какой-либо экономико-статистической и природоохранной проблемы. Вот лишь некоторые примеры недостаточно квалифицированного обращения с цифрами и показателями, а следовательно – и со стоящими за ними фактами, процессами и т.п., причем касающиеся только отдельных и наиболее одиозных ошибок, допущенных с 2016 г.

 

Что происходит с показателями по отходам?

В частности, на заседание Совета по стратегическому развитию и приоритетным проектам при Президенте России, состоявшемся 25 ноября 2016 г., были озвучены следующие сведения: «Сегодня в России накоплено около 100 млрд тонн бытовых и производственных отходов...» (kremlin.ru/events/president/news/53333), но уже спустя месяц, на заседании Госсовета, состоявшегося 27 декабря 2016 г. и посвященного вопросу экологического развития России были приведены уже иные данные: «Ещё одна важная задача – обезвреживание отходов производства и потребления. Их общее количество составляет сейчас свыше 30 млрд тонн....» (kremlin.ru/events/state-council/53602).

В данном случае целесообразно отметить следующие моменты. Во-первых, сведения из первой, приведенной выше, цитаты о 100 млрд т накопленных в стране отходов однозначно не соответствуют действительности. Наиболее надежным (несмотря на определенные недостатки) источником сводных данных, отражающим обращение со всеми отходами, являются материалы федерального статнаблюдения по форме № 2-тп (отходы») «Сведения об образовании, использовании, обезвреживании, транспортировании и размещении отходов производства и потребления». Сбором и обобщением соответствующей информации занимаются органы Росприроднадзора; число предприятий и организаций, представивших отчеты по этой форме за 2015 г., составило почти 170 тыс. ед. (за 2016 г. – около 200 тыс. ед.). По данным сводного отчета по рассматриваемой форме на начало 2016 г. в стране было учтено 31,5 млрд т накопленных отходов, то есть практически адекватно цифре, приведенной во второй цитате и озвученной на заседании Госсовета.

Во-вторых, из всех показателей ф. № 2-тп (отходы) одним из наиболее трудно определяемых по объективным причинам является моментный показатель «накоплено отходов» (на начало или на конец отчетного года). Иначе говоря, соответствующая цифра изначально и по определению не может иметь высокую точность. Дело в том, что отходы, направленные на захоронение, подвержены систематическому естественному распаду, разложению, окислению, гниению и т.д. Характерно, что даже вскрышные или вмещающие отходы горной добычи, отходы обогащения, металлургические шлаки и др., составляющие подавляющую массу отходов, также регулярно подвергаются своего рода разубоживанию – естественному и антропогенному добавлению посторонних примесей вследствие запыления, разложению в ходе произрастания растений, изменениям в процессе рекультивации и т.д. Параллельно, происходят процессы выветривания, вымывания, выщелачивания и/или окисления компонентов и др. В результате, чем дальше во времени, тем сложнее сколько-нибудь достоверно оценить реальное количество «накопленных» отходов, подвергшихся захоронению многие и многие годы тому назад. С этой проблемой статистики вплотную столкнулись еще в 70-80-х гг., когда делались первые попытки оценить основные параметры обращения с отходами в целом по СССР. Вызывает удивление, что спустя столько времени описанные аспекты оказались слабо известными лицам, подготавливавшим документы к рассмотрению на столь высоком управленческом уровне.

Очевидно, что оперирование показателем «накоплено отходов» нежелательно, несмотря на его якобы информационную «публицистичность». Представляется также аксиомой, что на уровне высшего звена госуправления официально озвучиваемые сведения обязаны быть всесторонне выверенными и оцененными прежде всего не на их «публицистичность», а на элементарную информационную надежность.

Можно отметить, что статданным, характеризующим обращение с отходами производства и потребления, как в канун Года экологии, так после его наступления как-то особенно «не везло» в различных государственных документах, интервью представителей органов управления и/или в упоминаниях в ведущих СМИ страны. В частности, в Стратегии экологической безопасности РФ на период до 2025 г., утвержденной Указом Президента России 19.04.2017 г. № 176, указывается, что в стране «ежегодно образуется примерно 4 млрд т отходов производства и потребления». Эта цифра, судя по всему, не только не верна, но и совершенно не понятен источник (авторство) ее происхождения. По данным сводного отчета по ф. № 2-тп (отходы) уже несколько лет подряд объем образования всех учитываемых отходов ощутимо превышает 5 млрд т. Куда в документе столь высокого уровня «исчез» более чем 1 млрд т отходов – неизвестно...

В правительственной «Российской газете» от 9.01.2017 г. было помещено интервью с главой Минприроды России Сергеем Донским под заголовком «Мусоропровод» (rg.ru/2017/01/09/glava-minprirody-rasskazal-kak-reshit-ekologicheskie-problemy-rossii.html). В текст которого была включена гистограмма (рис.) со ссылкой на Минприроды России.

 

Рис. Топ-10 регионов по использованию и обезвреживанию мусора, % от образования отходов

 

Если понимать под «мусором» только твердые коммунальные/бытовые отходы (ТКО/ТБО), то этот рисунок неверен. Получается, что в Ленинградской, Иркутской и Псковской областях объем использования и обезвреживания таких отходов значительно превышает их образование. Логика подсказывает, что это может быть только при изъятии с полигонов (свалок) и дальнейшей переработке отходов, накопленных ранее, то есть в предшествующие годы. Кроме того, указанное превышение может иметь место при поступлении отходов на переработку из других субъектов РФ. Элементарные проверки на основе сводных данных наиболее полного и надежного, насколько это возможно, статнаблюдения по ф. № 1-КХ «Сведения о благоустройстве городских населенных пунктов», свидетельствуют, что все эти явления в трех вышеперечисленных областях отсутствуют. Более того, объемы переработки даже вновь образовавшихся ТКО/ТБО (включая сжигание на мусоросжигательных заводах) в этих областях или незначительны, или их вообще нет. Кроме того, отсутствуют сведения о сколько-нибудь масштабном изъятии для вторичного использования ТКО/ТБО, уже захороненных на полигонах и свалках, в каких-либо регионах страны. Вряд ли это вообще имеет экономический смысл и техническую возможность в качестве массовом явления – данные отходы должны перерабатываться до, а не после своего захоронения.

Судя по всему, приведенные на рисунке сведения отражают обращение не с неким «мусором», а совсем с другими видами отходов производства и потребления. Это подтверждается такой же элементарной проверкой на основе сводных данных статнаблюдения по ф. № 2-тп (отходы). Подобное явление действительно имеет место, причем далеко не только в трех упомянутых регионах. Оно происходит в результате использования уже накопленных отходов вскрышных (вмещающих) пород, образовавшихся при добыче полезных ископаемых, а также накопленных отходов обогащения, возникших при первичной обработке минерального сырья, плюс золы из золоотвалов ТЭС, металлургических шлаков из шлакохранилищ и ряда др. видов отходов производств в качестве техногенно-вторичного сырья.

 

Путаница с водными показателями

На заседании Совета по стратегическому развитию и приоритетным проектам (см. выше) было отмечено, что в России сложилась «непростая ситуация и в сфере очистки сточных вод: лишь 13% из них подвергаются нормативной очистке, остальное поступает напрямую в водоемы» (kremlin.ru/events/president/news/53333). Через несколько месяцев в уже упоминавшейся Стратегии экобезопасности РФ были приведены уже несколько иные цифры: «19% сточных вод сбрасывается в водные объекты без очистки, 70% – недостаточно очищенными и только 11% – очищенными до установленных нормативов допустимых сбросов» (docs.cntd.ru/document/420396664).

Однако все эти цифры не отражают реальную картину, сложившуюся в нашей стране с водопользованием. Более того, в данном случае имеет место элементарная путаница в используемых показателях. В качестве пояснения можно отметить следующие факты. В 2015 г. по данным федерального статнаблюдения об использовании воды по ф. № 2-тп (водхоз) из 43 млрд м³ сточных вод, сброшенных в поверхностные водные объекты страны, почти 27 млрд м³ (или 62%) пришлось на т.н. «нормативно чистые сточные воды», в 2016 г. – соответственно 43 млрд м³ и более 26 млрд м³ (61%). Категория нормативно-чистых стоков включает, в частности, сточную воду, отведенную от ТЭС – в подавляющей степени, после ее использования для охлаждения энергоагрегатов. Сюда же входят дренажные воды с орошаемых сельхозучастков, включая сбросы воды с рисовых чеков, и т.д. Естественно, такого рода водоотведение не может не сопровождаться определенным загрязнением водоемов из-за содержащихся в стоках – пусть и в относительно небольших количествах – загрязняющих веществ. Никто не отрицает данный факт в принципе. Однако вопрос состоит в том, что и чисто технически, и по стоимостным параметрам такого рода очистка или общее снижение водоотведения представляется в подавляющем большинстве случаев малореальной. Эту особенность в нашей стране достаточно грамотные специалисты-водники поняли еще 40-50 лет назад, в результате чего рассматриваемая категория и получила особое статистическое отражение в форме вышеназванного показателя.

Кроме указанной первой группы «нормативно-чистых сточных вод», в общем объеме сбрасываемых стоков в отечественной статистике водопользования издавна выделяются вторая и третья группы: «загрязненные сточные воды» (с подразбивкой на стоки, сброшенные без какой-либо очистки, и сточные воды, прошедшие недостаточную очистку) и «нормативно-очищенные сточные воды». Вторая группа содержит загрязняющие вещества, величина которых значительно превышает их предельную величину, выше которой происходит масштабное загрязнение водоема, куда производится соответствующий сброс. Именно на уменьшении этой группы требуется сконцентрировать техническое и финансовое обеспечение и уж только потом целесообразно переходить к решению проблемы нормативно-чистых стоков. Смешивание первой и второй групп, как и не понимания их отличия между собой, способно привести лишь к полной путанице и утере приоритетности проводимых мероприятий.

Можно отметить, что объем загрязненных сточных вод, сброшенных в поверхностные водные объекты, в 2015 г. был равен 14,4 млрд м³ (или около 34% от общего сброса всех стоков в водоемы). Из них 11,3 млрд м³ составляли недостаточно-очищенные стоки, а 3,1 – загрязненные сточные воды, не прошедшие никакой очистки. В 2016 г. эти объемы равнялись 14,7 млрд м³ (свыше 34%), 11,3 и 3,4 млрд м³ соответственно.

Третья группа отражает объем стоков, в которых содержание вредных веществ равно или ниже установленного расчетного лимита. Объем сброса таких нормативно очищенных стоков составил в 2015 г. 1,9 млрд м³ (4,4% всех сточных вод, сброшенных в поверхностные водные объекты России), а в 2016 г. – почти 2,0 млрд м³ (4,6%).

Как можно видеть, приведенные фактические (реальные) данные не соответствуют сведениям, содержащимся как в материалах, представленных на заседании Совета по стратегическому развитию накануне Года экологии, так и в Стратегии экобезопасности, принятой в Год экологии.

Как уже отмечалось в № 2 за т.г. газеты в статье «К 30-летию Госдоклада о состоянии природной среды» в дополнение к информации, ежегодно помещаемой в этих госдокладах, в нашей стране уже более 30 лет органы госстатистики публикуют соответствующие сведения в различных статсборниках и иных изданиях. Практически ежегодно выпускается специализированный Госдоклад, характеризующий состояние и использование водных ресурсов. Все вышеприведенные данные содержаться в указанных изданиях, которые должны поступать в высшие органы госуправления. Эти факты дополнительно ставят ряд вопросов, в частности: а) какими именно сведениями руководствовались авторы, подготовившие материалы на заседание Совета по стратегическому развитию и проект Стратегии экобезопасности? б) зачем тратить значительные средства на подготовку вышеперечисленных госдокладов, статпубликаций и т.д., если имеющимися в них данными в органах высшего госуправления или вообще не пользуются, или происходит оперирование неофициальной информацией, источники и уровень надежности которой, мягко говоря, сомнителен?

Следует особо подчеркнуть, что, в принципе, никто не возражает против систематической актуализации и уточнения используемых систем показателей. Точно также, вряд ли кто может возразить против необходимости усиления работы по проверке надежности и повышению достоверности получаемой информации. Такие мероприятия можно только приветствовать! Вот только делать все это желательно на упорядоченной и понятной для всех основе, с достаточной степенью профессионализма и, самое главное, с необходимым уровнем ответственности при оперировании какими-либо новыми статпоказателями и/или вновь озвучиваемыми сведениями в документах столь важного госзначения.

 

Во что обойдется новый «мегатерриториальный» индикатор?

Пунктом 29 уже не раз упомянутой Стратегии экобезопасности предусматривается, что контроль ее реализации «осуществляется путем определения оптимальных значений индикаторов (показателей) состояния экобезопасности и оценки достижения этих значений». Всего в этой Стратегии предусмотрено 18 таких узловых индикаторов.

В этой связи примером неудачного оперирования «экологическими» показателями, по нашему мнению, может служить уже самый первый индикатор, установленный в этой Стратегии: «доля территории РФ, не соответствующей экологическим нормативам, в общей площади территории РФ» (см. п. 28а). Этот индикатор по определению не показателен, в т.ч. в силу своей априорной неопределенности, а также очень большой сложности и затратности получения по нему сколько-нибудь объективной и реально проверяемой информации.

Начнем с того, что частных показателей, характеризующих те или иные аспекты негативного воздействия на окружающую среду плюс уровень рациональности природопользования, имеется великое множество. По значительному их числу существуют соответствующие «экологические» нормативы. Однако по многим индикаторам такие нормативы или отсутствуют, или проверка их выполнения на макроуровне в статистически репрезентативной форме весьма затруднена по объективным и субъективным причинам.

Даже если ограничиться несколькими группами отдельных показателей и нормативов, то все равно возникает масса вопросов и противоречий при построении вышеупомянутого интегрально-территориального мегаиндикатора. В частности, в настоящее время мониторинг загрязненности атмосферного воздуха осуществляется системами Росгидромета и Роспотребнадзора, а также рядом других служб преимущественно в городах и крупных производственных центрах. Что происходит за их пределами, т.е. какова концентрация загрязняющих веществ в воздушном бассейне вне данных городов и центров, известно относительно слабо. Средств и сил у указанных органов порой не хватает даже на организацию перманентного и качественного мониторинга атмосферного воздуха в местах проживания городского населения. Кроме того, даже в черте одного города весьма затруднительно четко определить площадь территории, на которой систематически имеет место превышение фактического загрязнения по тем или иным веществам по отношению к их предельнодопустимой концентрации. Правда, в той же Стратегии предусматривается необходимость применения «системы сводных расчетов загрязнения атмосферного воздуха для территорий (их частей) городов и иных населенных пунктов с учетом расположенных на этих территориях стационарных и передвижных источников загрязнения окружающей среды» (см. п. 27ж). Однако, что конкретно подразумевают авторы Стратегии под «сводными расчетами», каковы сроки осуществления их на практике и какова будет гипотетическая достоверность полученных результатов совершенно не ясно.

По сути аналогичная ситуация складывается с оценками загрязненности водных объектов и сколько-нибудь точного определения площади водного фонда, где не соблюдаются соответствующие «экологические» нормативы. Например, даже множество пунктов гидрохимического контроля Росгидромета, расположенные вдоль русла р. Волги, вряд ли способны ответственно и доказательно определить площадь участков этого русла, по которым протекает речная вода и на которых превышаются рассматриваемые нормативы, в том числе выше и ниже по течению, относительно какого-либо конкретного поста. Весьма сомнительно, что с определением этой «площади» способно помочь давно существующее деление водотоков (водоемов) и/или их участков на «условно чистые», «слабозагрязненные», «грязные», «экстремально грязные» и т.д.

Еще более парадоксальная ситуация имеет место применительно к размещению на земельных участках отходов производства и потребления. Вряд ли в каком-либо регионе страны существуют некие «экологические» нормативы на накопление выбрасываемого мусора на откосах и в кюветах дорог. Тем не менее, мусор здесь систематически накапливается, в чем нетрудно визуально убедиться в момент схода снега весной и до зарастания их травой. Получается, что нет норматива – нет проблемы как таковой? И кто возьмется сколько-нибудь достоверно оценивать площадь соответствующей территории откосов-кюветов?

Указанных примеров можно привести множество. В результате, организация сколько-нибудь надежного контроля выполнения первого показателя Стратегии экобезопасности страны потребует огромных организационных, методологических, технических усилий, а также финансовых средств с весьма неопределенным потенциальным результатом и еще более неопределенными сроками реализации на практике всей системы наблюдений. В этой связи, очевидно, что чем скорее анализируемый «экологический индикатор» будет исключен из Стратегии, тем лучше будет для фактического, а не формально-публицистического контроля ситуации с охраной природы в России на макротерриториальном уровне.

 

Недоговорки и искажения, меняющие сущность

В апреле 2016 г. в Москве проходила Международная выставка-форум «ЭКОТЕХ», организованная Минприроды России, которая должна была служить одним из важных элементов подготовки страны к Году экологии (priroda.ru/reviews/detail.php?id=11381). В выступлении главы Минприроды России Сергея Донского на Пленарном заседании было сказано, что «по экспертным оценкам, инвестиции в предотвращение загрязнений в России с 2006 г. выросли более чем в два раза – с 65 млрд до 140 млрд руб.».

Чтобы разобраться в этом заявлении, предлагается рассмотреть данные табл., построенной на основе официальной информации Росстата. На первый взгляд приведенные в цитате сведения в целом соответствуют статистическим реалиям. Некоторое несовпадение стоимостных данных, в принципе, объяснимо. Во-первых, судя по всему, в выступлении говорилось об инвестициях только на мероприятия на борьбе с загрязнением окружающей среды, т.е. без учета относительно небольших капиталовложений, направленных на защиту и рационализацию использования земельных и лесных ресурсов, ООПТ и др. (как вариант возможного расчета см. нижнюю строчку в табл.). Во-вторых, также судя по всему, сравнивались данные за 2014 г. с данными за 2006 г., поскольку сведения за 2015 г. к моменту выступления еще не были получены.

Таблица

Динамика инвестиций в основной капитал, направленных на охрану окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов в России

Единица измерения	2006 г.	2007 г.	2008 г.	2009 г.	2010 г.	2011 г.	2012 г.	2013 г.	2014 г.	2015 г.	2016 г.	2017 г.
Млрд руб., в текущих ценах	68,19	76,88	102,39	81,91	89,09	95,66	116,54	123,81	158,64	151,79	139,68	153,00
В % к предыдущему году, в сопоставимых ценах (индекс физического объема)		97,4	111,9	74,3	100,7	98,7	114,1	100,7	122,4	86,0	86,6	105-106**
Справочно. Инвестиции на борьбу с загрязнением окружающей среды, млрд руб., в текущих ценах***	54,63	58,87	81,37	69,55	78,43	79,00	94,49	108,19	139,59	131,81	116,23	136,63

* С.79 Российского статистического ежегодника. 2017: Стат.сб./Росстат;

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1135087342078 и др.

** Примерная оценка.

*** Включая только инвестиции в основной капитал, направленные на охрану атмосферного воздуха, водных ресурсов и упорядоченное обращение с отходами.

 

Основная проблема в данном случае состоит отнюдь не в этом, а в том, что в рассматриваемом выступлении сведения приведены в текущих, а не сопоставимых ценах, о чем было крайне желательно сказать, хотя бы мельком. Кроме того, рассматриваемые инвестиционные ряды за последние годы ощутимо варьировали от года к году. Например, в 2008 г. по сравнению с 2007 г. капиталовложения существенно возросли – что в номинальном, что в реальном (с устранением влияния инфляции) выражении. Точно также, имело место их значительное увеличение в 2014 г. по сравнению с 2013 г. Однако, например, в 2009 г. по сравнению с предыдущим годом произошло большое снижение инвестиций и в номинальном, и, тем более, в реальном исчислении. Поэтому, если сопоставлять приведенный ряд только за наиболее «выгодные» годы, неизбежно получается искаженная картина, которая способна лишь еще больше вводить в заблуждение в дополнение к оценкам, сделанным только в текущих ценах. В данном случае более корректно проводить сравнения за какие-либо длительные периоды – например за пятилетки – по сумме соответствующих данных.

Если на основе данных табл. сделать несложные расчеты, пересчитав цепные (т.е. год к году) индексы физического объема в индексы с базой 2006 г., и получить на этой основе инвестиции в условно-постоянных ценах 2006 г., то сумма капиталовложений на предотвращение загрязнения окружающей среды за пятилетку 2006-2010 гг. окажется практически равной их величине за пятилетку 2011-2015 гг. – примерно 256 млрд руб. против 255 млрд руб. (в целом на охрану окружающей среды и рациональное природопользование – соответственно 320 млрд руб. против 324 млрд руб.). И хотя такого рода оценки с позиций классической теории индексного метода не вполне корректны, как минимум можно доказательно утверждать: приведенные результаты однозначно свидетельствуют, что никакого сколько-нибудь существенного – тем более двукратного – роста природоохранных инвестиций в основной капитал в 2011-2015 гг. по сравнению с 2006-2010 гг. с устранением инфляционного фактора не произошло. Этот вывод следует дополнить тем фактом, что в 2015 и 2016 гг. отмечено значительное уменьшение рассматриваемых инвестиций по сравнению с 2014 г., причем это сокращение имело место по данным, полученным и в текущих, и в сопоставимых ценах (см. табл.). В Год экологии природоохранные и природосберегающие инвестиции по сравнению с 2016 г. в целом возросли до 153 млрд руб. в текущих ценах; в сопоставимых ценах они увеличились по приблизительным оценкам на 5-6%. То есть, этот прирост далеко не восполнил убыль 2015-2016 гг. по сравнению с 2014 г.

Ошибки, полностью искажающие реальную картину природоохранного/природосберегающего инвестирования, содержаться в Докладе о человеческом развитии в РФ «Экологические приоритеты для России», подготовленном Аналитическим центром при Правительстве РФ в 2017 г. В частности, на стр.119 в таблице, отражающей динамику этих капиталовложений «в сопоставимых ценах, % к предыдущему году», соответствующая цифра за 2010 г. равняется 0,7%, за 2011 г. – -1,3%, в 2013 г. – 0,7%, в 2016 г. – -13,4%. Получается, что только за 2010 или 2013 гг. реальные объемы инвестиций уменьшились более чем в сто раз по сравнению с 2009 и 2012 гг. соответственно?! На самом деле по сведениям Росстата, на которые дается ссылка к указанной таблице, данные составляют: в 2010 г. – 100,7%; в 2011 г. – 98,7%; в 2013 г. – 100,7%; 2016 г. – 86,6%. То есть, в 2010 г. и 2013 г. имело место отнюдь не огромное сокращение, а наблюдался пусть и весьма небольшой, но рост. Судя по всему, у составителей таблицы было элементарное непонимание отличий темпов роста от темпов прироста, что проходят на втором-третьем курсе экономического ВУЗа. К сожалению, в этом, весьма важном государственном документе присутствуют другие ошибки и искажения.

 

Спешить надо медленно

К сожалению, имеется еще один недостаток, о котором целесообразно упомянуть. Он состоит в порой малооправданной спешке в озвучивании оценочных данных, по которым пока не получена сколько-нибудь достоверная статинформация. Типичным примером может служить ситуация с множеством заявлений на высоком госуровне и публикацией сведений в уже в конце 2017 г., а также в самом начале 2018 г., отражающих достижения в Год экологии с охраной окружающей среды. Однако, как показывают некоторые официальные данные, полученные к моменту подготовки настоящей статьи, положение здесь далеко не всегда однозначно позитивное. В частности, по данным Росстата – т.е. сводным итогам статнаблюдения за охраной атмосферного воздуха по ф. № 2-тп (воздух), уже несколько десятилетий считающихся одними из наиболее надежных сведений в рассматриваемой области – в 2017 г. по сравнению с 2016 г. выбросы загрязняющих веществ в атмосферу от стационарных источников возросли в целом по России почти на 130 тыс. т (в 2016 г. по сравнению с 2015 г. это увеличение составляло 50 тыс. т). Не исключено, что нечто подобное может иметь место и по некоторым другим основополагающим показателям, обобщенные сведения по которым должны быть получены в ближайшее время.

Желание побыстрее отрапортовать вполне понятно. Однако, в данном случае, в целях сохранения авторитета системы госуправления, более целесообразно придерживаться древнеримского правила «festina lente», т.е. «спеши медленно»...

 

Непонимание содержания или методологии расчета макропоказателей

В статье были приведены только наиболее простые для понимания примеры некорректного обращения со статпоказателями и данными. Но имеется также целый ряд ошибок в расчетах и интерпретировании гораздо более сложных индикаторов макроэкономического порядка, понимание которых требует хотя бы самых общих экономико-статистических знаний. В частности, в Докладе «Об экологическом развитии …», подготовленном к заседанию Госсовета России 27 декабря 2016 г. (www.cenef.ru/file/Doklad.pdf), на стр. 11 указывается, что доля затрат на охрану окружающей среды в валовом внутреннем продукте (ВВП) в 2003 г. составляла 1,3%, в 2005 г. – 1,1%, в 2010 г. – 0,8%, в 2012 г. – 0,7 % и в 2015 г. – тоже 0,7%. Даже для специалиста среднего уровня статподготовки, очевидно непонимание авторами приведенных цифр ни сущности ВВП, ни системы имеющихся на сегодняшний день расчетов суммарной величины природоохранных затрат, ни корректного соотношения второго и первого. Приводить вышеназванные цифры – это все равно, что оценивать «долю» стоимости шкафов минус стоимость кресел плюс стоимость стульев плюс части стоимости антресолей минус части стоимости паркета или дверей и т.д. в общей стоимости мебели в какой-либо квартире. Очевидно, что сущность составных элементов здесь значительно отличается от существа сводного итога. Примерно то же самое происходит при оперировании показателем «доля природоохранных затрат в ВВП».

Если говорить максимально упрощенно и коротко, то для корректного соотнесения с объемами ВВП необходимо иметь отнюдь не некие «затраты», а в зависимости от методологии счета ВВП: а) величину добавленной стоимости, полученной при производстве товаров и услуг природоохранного назначения с поправками на соответствующую сальдовую величину налогов и субсидий или б) величину оплаты труда, валовой прибыли и валовых смешанных доходов с учетом чистых (сальдовых) налогов на производство и импорт, полученных при производстве вышеуказанных товаров и услуг, или в) объемы конечного потребления, валового сбережения (накопления) и с возможными поправками на чистый экспорт этих товаров и услуг. Более того, расчет даже самого ВВП страны в рассматриваемом случае должен несколько измениться в соответствии с так называемыми «сателлитными» (т.е. вспомогательными) счетами, дополняющими и развивающими типовую систему национального счетоводства.

Однако сделать подобного рода расчеты на качественном уровне весьма непросто. Они требуют существенной реорганизации всей отечественной системы учета и отчетности, отражающей деятельность в области охраны окружающей среды. Кроме того, такие расчеты требуют обязательного участия работников природно-ресурсных и природоохранных ведомств, а также налоговых, бюджетных и ряда иных органов. (Система госстатистики без их помощи и поддержки по определению будет бессильна сделать что-либо реально значимое). Следовательно, необходимо понимания упомянутыми службами и ведомствами вышеназванных теоретических и организационных аспектов, а также конкретных задач, хотя бы в самом общем виде. К сожалению, такого рода подходы у нас во многом отсутствует.

Все вышесказанное можно было не понимать и игнорировать лет 20-25 назад: процесс познания сложных вопросов, естественно, не может быть быстротечным или вообще одномоментным. Ныне же, когда данные аспекты стали абсолютно очевидными даже для большинства развивающихся стран, их сугубое игнорирование выглядит как своего рода обструкция профессиональным, реально значимым расчетам или продолжение жонглирования цифрами, сущность которых для оперирующих ими лиц продолжает оставаться полностью непонятной.

Точно также, представляются весьма сомнительными и требующими квалифицированной проверки регулярно приводимые «экспертные» данные о том, что ежегодные «экономические потери и ущерб, обусловленные загрязнением окружающей среды и ухудшением качества природных ресурсов, достигают в России 4-6% ВВП ежегодно, а с учетом последствий для здоровья людей – 10-15% ВВП» (см. материалы, подготовленные к заседанию Госсовета, Стратегию экобезопасности и др.). Объем настоящей статьи не позволяет подробно разобрать эти цифры. Тем не менее, имеются серьезные основания полагать, что они, скорее всего, имеют неверный характер. Судя по всему, при их получении авторы не до конца понимали сущность проводимых ими расчетов с применением агрегатов типовой системы национальных счетов в целом и вспомогательных счетов в частности. Эти расчеты по определению обязаны базироваться на системе балансов природных активов, построить которые в России на сколько-нибудь приемлемом уровне, к сожалению и по ряду причин, пока не удалось. Каким образом эксперты, сделавшие вышеприведенные цифровые оценки, смогли «перешагнуть» этот основополагающий этап, остается неясным. Кроме того, при осуществлении рассматриваемых расчетов необходим учет ряда иных макростатистических аспектов, специфических особенностей и т.п.

 

Что в итоге и что делать?

Перечисленные факты свидетельствуют о наличие не всегда профессионального и, к сожалению, недостаточно ответственного отношения к озвучиваемым цифрам, характеризующим состояние окружающей среды, ее загрязнение и деградацию, а также мероприятия по ее охране. Это приводит к систематическим и казусным ситуациям на различных уровнях госуправления. Как показывает практика последних лет, вовремя не сделанные в корректной форме подсказы и исправления неточностей лишь стимулируют мультиплицирование числа и масштабов ошибок.

Точно также, остается малопонятным использование вместо официальных данных, содержащихся в Госдокладах о состоянии и охране окружающей среды, других государственных (национальных) докладах по природно-ресурсной и близкой тематике, публикациях органов госстатистики и т.п., сведений из неопределенных источников, полученных малопонятным путем, неизвестными органами или по сомнительным экспертным расчетам. Если приводимые в неофициальных источниках сведения по каким-либо причинам считаются более достоверными, нежели данные, содержащиеся в официальных публикациях, то необходимы, во-первых, убедительные доказательства их более высокой информационной надежности, а, во-вторых, требуются уточнения официальных данных плюс изменение действующего порядка учета и статнаблюдений (представления статотчетности) с получением более качественных материалов в дальнейшем. В противном случае неизбежны информационный хаос и утеря доверия к любым цифровым сведениям – и официальным, и не официальным, и достоверным, и недостоверным. А это, в свою очередь, приведет к дополнительному разрушению управляемости охраной природы.

В принципе, ошибки, так или иначе, могут делать все – не ошибается тот, кто ничего не делает! Более того, по законам математической статистики полное отсутствие ошибок при массовом озвучивании и публикации тех или иных сведений практически невозможно. Точно также, не может быть абсолютного понимания каких-либо аспектов, которые находятся пока только в стадии начальной разработки. Но речь идет о другом: отношение к цифрам порой почти зеркально отражает общую управленческую ситуацию с охраной природы в стране. Кроме того, количество и масштабы ошибок, также как и число неясностей обязаны не увеличиваться, а сокращаться; позитивные же результаты управленческой работы, напротив, должны возрастать. Все это достигается тщательной подготовкой данных. Их проверка и контроль должны быть прямо пропорциональны уровню органа власти, для которого они готовятся. Вовремя замеченные и исправленные ошибки уже таковыми не являются.

Также очевидно, что поспешно оперировать сомнительными данными пока они не получат сколько-нибудь серьезного обоснования, мягко говоря, нецелесообразно. Иначе все это превращается, по словам классика, в «игру в цифирьки». Несказанное и неопубликованное до момента надежной проверки сведений или реального понимания какого-либо вопроса, по крайней мере, не содержит ошибок... .

А.Д. ДУМНОВ,

д.э.н., НИА-Природа,

член Научно-методологического

совета Росстата